Черный пролетарий - Страница 50

К оглавлению

50

— Как же, как же, — молвил князь Пышкин, беря из вазочки закавказский плод гиви, покрытый курчавыми чёрными волосками. — Цены на хлеб взлетели до невозможности. Только лишь стараниями господина Манулова удалось отвратить внимание горожан от пустых полок. Он сразу запустил сходу такую убойную вещь… Как её?

— «Трупный хлеб», — подсказал Манулов.

— Точно, «Трупный хлеб». Так к месту пришёлся этот роман. Я читал, душераздирающая история про неурожай, голод и героическое его преодоление стойкими мужичками и бабёшками.

Издатель тонко улыбнулся.

— Он у меня в столе валялся без дела. Хороший роман, а запускать смысла не было, ни к селу, ни к городу, кто эту проблемную тягомотину купит? Да тут в тяжёлую годину к месту пришлось, народ стал брать и упиваться книжными страданиями, отвращаясь от своих. Мы сразу сериал запустили по схожей теме «Над мёртвыми посмеются». В нём смешными ситуациями обыгрывались ужасы голода, вышучивались остроумными репликами паникёры, а герои изобретательно преодолевали трудности. Очень увлекло быдло. Не поверите, есть нечего, а они деньги на новый выпуск расходуют. И до кучи мы запустили ещё два параллельных сериала, чтобы отвлечь тех, кому про голод не хотелось читать. «Куколь для выхухоли» про лесных разбойников, там было много пустой бравады, но дуракам она нравится. Магический сериал «Из колдовских глубин», он не очень хорошо пошёл, да «Суфле из нержавейки» — комедия положений из басурманской жизни, вот она пошла хорошо. Все рукописи, что были в работе, пришлось спешно перелицевать под новые форматы, весь лежак из старых запасов извлечь и круто перекроить. Вымели всё, но погрузили сознание горожан в туманную бездну фантазий.

— Только тем и спаслись, — благодушно посмеялся Велимир Симеонович, но отвлёкся, потому что к нему неслышно подошёл дворецкий, склонился и что-то прошептал на ухо.

Князь заулыбался совсем фальшиво и поднялся.

— Я вас ненадолго оставлю, — извинительным тоном ответствовал он на вопросительные взгляды гостей. — Прибыл срочный курьер. Дела-дела-дела.

Хлопнул лакею, несущему серебряный тазик, чтобы проявил проворность, омыл руки и вышел через боковые двери, ведущие из обеденной залы в кабинет.

Воцарилась тишина. Никто не решался нарушить паузу, ожидая инициативы от соседа. Наконец, Карп принял на себя развлечение великомуромского высшего света и осуждающе помотал головой.

— Грамотные бабы — хворь почище холеры, — прогудел работорговец. — Только время тратят. Читал я эти книжки, ничего особенного, а эти дуры какие-то достоинства находят, спорят чего-то про литературу. По мне, так эта литература… — Карп махнул ладонью и чуть не свернул бокал, дамы давились в кулачки от смеха. — Намазано там далеко не мёдом, но мухи всё равно садятся, — заключил он к вящему удовольствию присутствующих.

Похоже, они сочли его занимательным.

— Не нужно быть мухой, чтобы разбираться в сортах добра, — заметил Щавель и обратился к спасителю отечества: — Есть у меня с собою раб. Утверждает, что настоящий коммерческий писатель, пишет быстро и сносно. Участвовал в каком-то проекте в Курске, только хозяин умер и всё пропало. У него даже грамота имеется, удостоверяющая права на бренд.

— Как его зовут? — быстро спросил Отлов Манулов.

— Дарий Донцов.

Брови издателя взлетели вверх.

— Вот как, — выпрямился он и пригубил вино. — Вы заходите ко мне в контору, посмотрим, обсудим. Очень интересно!

Боковые двери растворились. Вошёл мэр, спавший с лица. Шитый золотом выходной мундир не сидел на нём, как прежде, а стоял колом.

— Господа, дамы, — деревянным голосом произнёс он. — Только что взрывом бомбы убит генерал-губернатор. Прошу почтить его память минутой молчания.

Глава пятнадцатая,
в которой Щавель отжигает в «Жанжаке», а Жёлудь испытывает на себе очарование столицы потреблятства

Террорист ждал на людной площади, замаскированный под китайского коробейника. Ходей в Муроме водилось немало. Они промышляли уборкой мусора и торговлей вразнос. Это были тихие люди, делающие полезное дело, оттого никто не ждал, что китаец выхватит из короба пакет и метнёт в карету губернатора.

Обтянутый чёрной с позолотой кожей членовоз был запряжён шестёркой вороных коней. На левом переднем сидел форейтор и дудел в рожок, сигналя быдлу сторониться. На козлах восседал кучер с медалями на груди и сотрудник службы безопасности в мундире с галунами, на запятках — два ливрейных лакея с револьверами. Сопровождали карету четверо верховых жандармов на вороных конях. Роскошный выезд генерал-губернатора нельзя было ни с чьим перепутать. Он был приметен издалека и, едва карета появилась на площади Труда, разносчик заблаговременно выудил из короба какую-то штуку и зашвырнул её через головы прохожих, целя в кучера, а сам бросился наутёк.

Взрыв был чудовищный. Площадь окутало едким белым дымом. Много народу поубивало. Повсюду валялись оглушённые и раненые. Среди разбросанных невиданной силой обломков кареты лежал изуродованный труп генерала-губернатора. Кучер и охранник были разорваны в клочья. Упряжка понесла, растоптав сброшенного ударной волной форейтора, и проволокла двух убитых задних лошадей аж до Центрального парка. Лакеев на запятках отшвырнуло и контузило, а верховых жандармов посбивало с сёдел. От кареты остались одни колёса и окровавленная яма на мостовой.

Когда мэр сообщил ошеломительное известие, гости в глубоком молчании пережили историческую по интересу минуту и, не теряя времени, отправились к месту трагедии. Пропустить такое событие высший свет Великого Мурома не мог.

50