— А я буду бастовать!
Марио немедленно отвесил ему поджопник, дал оплеуху и чпокнул звонкого щелбана под гул барабана из оркестра.
— Это нетолерантно! — загундосил Луиджи.
— Смотрю на протестный движняк и не врубаюсь, откуда такие борзые?
— Ума нет, а дела хочется, вот и пишутся молодые пролетарии во взрослый блудняк.
— Придётся заткнуть тебе рот, — Марио решительно засучил рукава.
— Тогда ты услышишь глас афедрона! — не сдался синий клоун.
Красный погнался за ним, но синий, бросив плакат, улепётывал и пару раз увернулся от карающего штиблета. На третий раз нос ботинка врезался в отвисшие портки и там застрял. Марио замахал руками, пытаясь сохранить равновесие, но плюхнулся на ковёр. Луиджи изловчился, сложился пополам как китайский ножик, заглянул себе между ног, словно что-то там проверяя, выпрямился, провернулся на месте и выкрикнул в зал:
— Теперь порядочек!
Перебивая смех, с галёрки донеслось:
— Жги, дырявый!
Протестный клоун словно этого и ждал. Он наклонился и издал протяжный звук, сопровождаемый басовитым аккомпанементом тромбона. В портках у клоуна обнаружилась здоровенная дыра, искусно пробитая красным пролетарием.
— Ты пердишь как грузчик, — заявил Марио, сидя на ковре.
— Тогда я буду пердеть как агитатор! — гордо ответил синий.
Попрыгав на прямых ногах не разгибаясь, он повернулся головой к выходу, гузном к залу и отчётливо прорычал:
— Даёшшь-шестичассовой ррабочий день!
«Это у него чревовещание?» — даже усомнился Щавель, настолько похоже вышло.
Зал завыл над выходкой пропагандиста.
— Знакомый гудок! — вскочил возбуждённый Марио. — Мой друг на этой фабрике работал.
Из-за кулисы торопливо, но, сохраняя достоинство, вышел усатый распорядитель во фраке.
— Заканчивайте тут агитацию! — накинулся он на клоунов, за ним бежали униформисты, но синий не растерялся и провозгласил чревным вещанием:
— Проклятье палачам и работорговцам!
Преследуемые шестёркой униформистов, клоуны Марио и Луиджи были изгнаны с арены под бешеный марш, затем оркестр умолк. Распорядитель зажал нос, сморщился. Публика ответила свистом и аплодисментами. Помахав перед лицом платочком, объявил:
— Чтобы развеять дух несогласия, прредставляю вашему вниманию… пррреееестидижататора!! Высокотехнологичный! Басурманский! Фокусник-факир-р Тагир-р!
«Клоуны не китайцы, — Щавель с разочарованием комкал в кармане платок. — Пока мы тут просиживаем, бомбист удирает или готовит новый теракт».
Басурманин в шароварах и чалме выдувал огонь, пускал из рукава голубей, доставал из-под халата всё новых и новых кроликов, притягивал металлические предметы и доставал из-за уха распорядителя цветы, словом, делал всё то, на что способен средний колдун, только без волшебства. «Откуда взяться магии? Тут всюду электричество», — Щавель брезгливо поглядывал на арену, жалея о потерянном времени. Между тем, распорядитель объявил о новом акробатическом номере, на манеж легко выскочил гимнаст в искристом обтягивающем трико и поклонился публике. Пружинистым шагом прошёлся по арене, проворно взобрался по верёвочной лестнице на самую верхотуру
Жёлудь подпрыгнул на месте, повернулся к отцу, запнулся от волнения, ткнул пальцем в накрашенного гимнаста и крикнул:
— Он!
За стенами шапито был слышен оркестр, реагирующий на пируэты гимнаста. Священник ждал, опираясь на зонт.
— Вы уверены?
— Трудно обознаться, — Жёлудь не мог сформулировать, по каким признакам определил летающего китайца, по походке, лицу, фигуре или всему вместе. — Точно он.
Плоская подбелённая физиономия с напомаженными губами и в Щавеля вселила уверенность, он только кивнул.
— Как действуем? — спросил он. — Сейчас выступление закончится.
— Оцеплять нет времени, — кивнул священник. — Берём полицейского, идём за кулисы и задерживаем артиста в присутствии представителя власти, — запустил руку в прорезь сутаны, достал из брючного кармана крошечные кандалы. — Знаете, как ими пользоваться? Надеваете на большие пальцы и затягиваете потуже.
— У нас есть вязки, — старый лучник предъявил запасную тетиву. — Нам так сподручнее.
— Не будем терять время, господа.
Отец Мавродий зацепил возле касс скучающего городового, показал жетон с прорезью. Особая оперативная группа, усиленная сотрудником органов внутренних дел, вошла в задние пределы шапито.
Зал рукоплескал, дудел во все духовые оркестр, выступление акробата закончилось.
«Ткнуть ножом в бедро или пониже ягодицы, если сзади окажусь, — размечал командир зону поражения. — Лучше попортить, но зато взять быстро и живым, чтобы мог говорить».
Циркачи не препятствовали странной четвёрке шляться по служебным помещениям, но срочно вызвали директора. Навстречу полицейскому выкатился распорядитель, он же директор цирка. Длинные напомаженные усы торчали в разные стороны как стрелки семафора.
— Судари мои, сюда нельзя, — загородил он дорогу. — У нас представление. Заходите потом, милости просим, а сейчас не размагничивайте артистов. У них настроение!
— Уголовный сыск, — отец Мавродий предъявил жетон. — Вы хозяин заведения?
— Слушайте этих господ, — поддержал городовой, когда директор продолжил лепетать — тайный знак не оказал на него воздействия.
— Что вам угодно?
— Нам угодно переговорить с акробатом, который сейчас выступал, — с холодной настойчивостью вмешался Щавель. — Как его зовут?